Оливия Крэнк - Возвращение

– Моника!

На диване никого не оказалось. Брайан заметался по квартире, понимая, что спрятаться у него особо негде, и начал было паниковать, но тут позвонили в дверь.

– Это ваша девочка? – спросил консьерж.

– К Хэнку не пойду! – Заявила Моника. – Ты же обещал найти Салли. Я думала ты свой!

– Я свой. Стопроцентно. И сейчас мы поедем к Салли.

– Не обманешь?!

– Верь мне.

– Ты у Хэнка узнал, где Салли? – спросила Моника, когда они уже в машину садились.

– Что ты заладила? Не знаю я никакого Хэнка. С чего ты вообще взяла?

– Ты звонил Зановски. Это и есть Хэнк.

– Ничего подобного. Эдди Зановски, Эдуард, ясно?

– Пожалуйста, Брайан, не обмани меня. А то я уж тогда не буду знать, кому и верить.

– Диву даюсь, сколько можно трепаться?

– Если бы ты не ходил вокруг да около и не делал такие глазки, мы проболтали бы еще дольше.

– Ну, что там, какие дела у дружка твоего?

– Всё возвращается на круги своя. И хорошее и плохое. Снова живет вдвоем с Моникой в том же доме на Тайлера. Снова Хэнк включается в борьбу. На этот раз, правда, совершенно с других позиций. Предыдущее решение о совместной опеке суд отменил. Придется ему начинать всё сначала. Да еще доказывать, что не верблюд, поскольку продолжает на терапию ходить. Плюс ко всему на нашей стороне теперь еще и родной дедушка. Ничего смешного!

– Не кажется мне, что этот дедушка очень уж поможет договориться с Хэнком.

– А вот представь себе, они теперь общаются. Через столько-то лет. И не просто, а отец помог Хэнку раскрыть крупное дело. Помнишь, те убийства гомосексуалов?

– Да. И что?

– Хэнка восстановили в должности, даже повысили. И это исключительно благодаря отцу, и тому, что он гей. Так что всё еще, возможно, уладится как-нибудь приемлемо для всех.

– Как скажешь, лапочка, Я не против того, чтобы все были счастливы. И почему бы тебе не осчастливить меня? Прямо здесь и сейчас.

– Интрига в том, вернется ли снова Роджер? И если да, то в кого воплотится на этот раз.

– Понятно. Тебе не до меня.

– Бедный мальчик! Ты чувствуешь себя несчастным? Иди скорей, обними меня. Давай поиграем, хочешь?

– Угу. И где они встретились?

– Ну-у… Скажем… Пусть в магазине одежды.

– Секунду! Я надену свой гламурненький пиджачок…

– Привет! Тебе очень идет этот фасон. Пришел в нём, или примеряешь?

– Привет! Как я рад тебя видеть!

– Правда? Боялся почему-то, что ты меня не вспомнишь. Как поживает Моника?

– Вот кто не даст забыть, постоянно спрашивает о тебе. Впрочем, у меня и у самого отличная память. Мы страшно тебе благодарны.

– Пустяки. Какие могут быть счеты между своими людьми? Так ты покупаешь это?

– Хочу, но не решаюсь, цвет слегка смущает.

– Бери, не задумывайся. Говорю тебе, сидит так, как будто ты в нём пришел.

– А ты что выбрал?

– Всего лишь пару рубашек.

– Позволь, я заплачу за них?

– Забавно, я хотел предложить тебе принять от меня в подарок этот тренч.

– Ты меня смущаешь, Брайан. Всё-таки я́ твой должник.

– Окей. Ты даришь мне рубашки, а я тебе плащик, договорились?

– Я не могу так. Он дорогой.

– Да брось, Патрик, у меня есть деньги. И потом ты забываешь, свои люди, как говорится, сочтемся.

– Тебе так пришлась по вкусу философия Эдди?

– Откровенно говоря, мне ты́ очень понравился. Особенно в этом наряде. А философия хорошая. В исполнении Моники трогает чуть не до слез.

– Что же ты раньше не появлялся? Она буквально бредит каким-то необыкновенным какао.

– Эх, скажу без ложной скромности, я повелитель какао, шоколадный гуру.

– Звучит очень привлекательно.

– Так и есть, дорогуша, так и есть.

– Ой! Вылитый Эдди. Ты еще и пародист? Выступаешь в оригинальном жанре?

– Опять же исключительно для своих. Кстати сказать, Эдди я тоже видел всего один раз, в ту ночь.

– Вот так незадача. Кругом упущение. Нехороший ты человек, Брайан, забываешь своих-то, пренебрегаешь родственниками. Мы же, моя конфеточка, все одна семья.

– У тебя тоже неплохо получается. Так что? Ты меня приглашаешь?

– Разумеется! Я как раз собирался в школу за Моникой. Хочешь, поедем вместе. А хочешь, приезжай к нам вечером попозже.

– Конечно, хочу за Моникой. Рад, что моя подружка меня помнит.

– По-моему она в тебя влюблена.

– Значит, у нас взаимно. Отдельного описания заслуживает уникальное событие нашей с ней первой встречи. Мда. Ну, пошли? Молодой человек! Мы берем это. Та́к пойдешь?

– В школу не решусь.

– Тогда упакуйте, пожалуйста.

– Эй! За рубашки я плачу́! Вот мошенник!

– Да, да, я забыл, спасибо. Ты где припарковался? Или на моей поедем?

– Всё равно.

– Окей, тогда прошу.

– Классная тачка.

– Новая.

– Разбогател?

– Ага. Соревнования выиграл. Первенство страны.

– Ты спортсмен?

– Скелетон и сани.

– Мне очень стыдно, но я ничего не понимаю в этом.

– Чего там понимать? Разгоняйся и маневрируй. Как-нибудь свожу вас с Моникой на тренировочную трассу, попробуете.

– Ни за что не решусь.

– Посмотрим. Так вот, ты в курсе хоть, папочка, где мы с твоей дочуркой познакомились? Представь себе, на плешке.

– Бог мой!

– Ладно, преувеличил слегка. Не на самой плешке, но очень-очень близко. Представляешь, подснял я себе парнишку, честное слово, в первый раз оскоромился. Он, главное, сразу целоваться полез. Целую его и думаю, так недолго подцепить какую-нибудь дрянь. А еще чего доброго, подсыплет мне в напиток сонный порошок, и обчистит до нитки. В общем, всякие мерещились гадости. С непривычки видимо. И чувствую вдруг, кто-то за руку меня берет. Поворачиваюсь – мать честна́я! Ангел! А дьявольское-то отродье, искуситель злой, тут же в кусты. Вот так спасла меня Моника от грехопадения. Не смейся, я серьезно.

– Если серьезно, я тоже не сторонник случайных связей. Моногамия среди геев редкое явление.

– Вот я такой редкий. – Сказали они в один голос и оба понимающе улыбнулись.

От того, как обрадовалась Моника, Брайан чуть не прослезился. Он частенько вспоминал те первые свои ощущения: маленькое тельце в сильных его руках, простота и доверие, тихая нежность, сознание превосходства над прочими, не несущими сейчас дитя. (Как он тогда мимо консьержа прошел). Оказалось, всякие воспоминания, пусть самые яркие, самые теплые – всего лишь бледная тень реальных объятий и поцелуев, наивного неудержимого восторга.

– Брайан! Какое счастье! Как я ждала тебя! Почему так долго не приходил? Помнишь, ты обещал мне какао?

– Сварим, подружка, сварим. А еще напечем сладких булочек. И на санках кататься поедем. Видела по телеку большие ледяные горки? Хочешь на таких?

– Боюсь.

– Что ж вы с папкой бояки какие! Со мной не страшно, поняла?

– Поняла!

– Ну, вот. Все вместе сядем и покатимся. Окей?

Она прижалась изо всех своих восторженных сил и даже запищала от натуги.

«Не прошло и года со смерти Роджера, а я уже счастлив с другим. Хорошо ли это? Справедливо ли? Теперь я не чувствую, что это была внезапная утрата, жестокое отчуждение. А кажется, будто мы расстались, охладев взаимно. И никаких сожалений. Разошлись по обоюдному согласию в разные стороны. Зачем он возвращался? Чего хотел? Утолить мое горе? Поддержать Монику? А вдруг, вот именно для того, чтобы отпустить меня, дать возможность снова стать счастливым? Где ты теперь, дорогой? Мечется ли дух твой неугомонный по больничным коридорам, стараясь завладеть бесхозной оболочкой? Или ты всё-таки смог упокоиться с миром? Прости, но я не смогу принять еще одного твоего возвращения. А потому посиди спокойно на облачке и подожди, пока я сам тебя навещу. И благодарю за всё».

– Патрик, милый мой, что у тебя глазки такие грустные?

– Вовсе нет. Наоборот, я очень счастлив.

– Правда? Поцелуй меня, мой сладкий. Я хочу… знаешь, пусть это глупо прозвучит, наивно, но я хочу сделать тебе предложение. Я люблю тебя. Люблю Монику. Я хочу стать частью вашей семьи. Всей душой я чувствую, что мы трое созданы друг для друга. Мне хочется видеть, как она начнет взрослеть. Мне хочется стариться вместе с тобой.