– Но я не могу не считать себя обязанным познакомить ее хотя бы с несколькими потенциальными претендентами на ее руку и сердце, чтобы быть до конца уверенным в том, что она действительно хочет только заниматься изготовлением витражей и ничего другого ей не нужно.
– Она счастлива?
– Делая витражи? О да, это занятие ей очень нравится. Хочешь посмотреть на ее работы?
Девон кивнул. Ему действительно было интересно увидеть, чем именно занималась Кэт, потому что это могло дать ключик к ее сердцу.
– Она настоящая волшебница, ты только посмотри, – с готовностью вскочил на ноги Малькольм.
Поставив бокал с бренди на маленький столик, он подвел друга к самому дальнему окну и отодвинул портьеру. На самом верху было круглое оконце, скрытое ламбрекеном. Взглянув на витраж, Девон сразу понял, что это работа высшего качества, хотя и не имел особых познаний в этом деле.
Витраж представлял собой настоящую картину – большой олень с устремленными к солнцу рогами стоял на крутом обрыве, гордо оглядывая расстилавшуюся под ним зеленую равнину, заросшую густой травой и кустарником. Подбор красок, очертания обрыва, гордо посаженная голова оленя – все вместе не давало отвести сразу взгляд от витража.
– Она мастер своего дела, – восхищенно сказал Малькольм. – В замке двадцать шесть таких витражных окон. Это старые бойницы для лучников, отбивавших вражеские атаки на замок в давние времена. Раньше они закрывались деревянными ставнями и пропускали холодный воздух, потом Кэт стала заменять ставни витражами. Когда-нибудь я обязательно покажу тебе их все.
Малькольм задернул портьеру и вместе с Девоном вернулся к кожаным креслам. Рассеянно потягивая бренди, Сент-Джон думал о том, что только теперь ему становилось ясно, насколько сложной женщиной была Кэт Макдоналд.
– Как ты думаешь, – обратился он к другу, – твоя сестра счастлива, живя в лесу?
– Никто не может быть счастлив в одиночестве.
– Она вовсе не одинока.
На лице Малькольма мелькнула озорная улыбка.
– Значит, ты уже познакомился с ее веселыми парнями?
– Веселыми? Они выглядели так, словно хотели убить меня.
Про себя Девон решил, что в следующий раз, когда отправится в лесной домик, возьмет с собой на всякий случай увесистую дубинку.
– Они действительно веселые, когда тебя там нет. Я их знаю, и они не имеют ничего против моего присутствия. Это они к иностранцам относятся так враждебно.
– Полагаю, эта защита получше своры цепных псов.
– Это точно, – согласился Малькольм. – Знаешь, если бы я захотел завоевать сердце Кэт, я бы первым делом добился расположения ее работников. Хотя они беспрекословно ей подчиняются, у них сильные характеры, и они не стесняются говорить ей все, что думают.
Девон молча смотрел на свой бокал бренди. Пламя камина отражалось в его янтарной глубине. В словах Малькольма была правда. Нет, Девон не собирался завоевывать сердце Кэт. Это было бы слишком. Легкий флирт и соблазнение – вот более подходящие к его намерениям слова.
– А затем, – продолжал Малькольм, словно в комнате никого, кроме него, не было, – я принялся бы за Энни.
– Энни?
– Экономка в доме Кэт. – Малькольм ненадолго замолчал, потом продолжил заговорщическим тоном: – Знаешь, я пытался переманить ее в Килкерн, потому что она отлично справляется с домашним хозяйством, очень чистоплотна и требует того же от других слуг. Но она непоколебимо верна Кэт.
– Ты пытался переманить экономку своей сестры? – недоверчиво переспросил Девон.
– Я был в отчаянном положении, в котором, впрочем, нахожусь и теперь. – Малькольм жестом показал на бокалы для бренди: – Видишь эти бокалы? Мне пришлось мыть их самому. Не мог дозваться ни одного из слуг. Если так дело пойдет, скоро мне придется и белье стирать самому! Девон, никогда не женись на утонченной женщине, иначе ты утратишь душевный покой и привычный комфорт в доме, а потом жена заявит, что хочет жить в городе.
– К счастью для всех, я вообще не собираюсь жениться.
– Посмотрим, что скажет твой талисман.
– Мне все равно, что он скажет. Я не женюсь, и точка!
– Кстати, раз уж речь зашла о кольце… Мне кажется, Кэт равнодушна к ювелирным украшениям. Если бы я захотел сделать ей подарок, это было бы что-нибудь для ее дома или мастерской.
Девон отставил в сторону свой бокал.
– Малькольм, ты ошибаешься, если думаешь, что я собираюсь завоевать твою сестру.
Глаза шотландца округлились в неподдельном изумлении.
– С чего ты взял? Откуда такая нелепая идея?
– Ты все время говоришь, что ты стая бы делать для того, чтобы завоевать расположение Кэт. К чему бы это?
– Ты сильно ошибаешься, старина. Знаешь почему?
– И почему же?
– Потому что у тебя нет ни малейшего шанса сделать это. Ты из тех мужчин, которых она на дух не переносит.
Девон не знал, как расценить слова друга – как комплимент или оскорбление?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Она не любит распутников и…
– Я вовсе не распутник.
– Хорошо, тогда повеса. Или ты предпочитаешь выражение «дамский угодник»? – вежливо, но со смехом в глазах поинтересовался Малькольм.
Несмотря на свое недовольство, Девон тоже улыбнулся. В словах друга была несомненная доля истины.
– Значит, у нее есть горький опыт общения с… распутниками? – с печальным вздохом спросил он.
С лица Малькольма вмиг слетело все веселье.
– Да, причем горчайший. Думаю, она получила гораздо более жестокую травму, чем мы думаем. Именно поэтому она не подпускает к себе мужчин. Особенно тех, у кого хорошо подвешен язык, как у тебя, – грустно вздохнул он. – Думаю, есть только одно средство, которое способно вылечить ее.
– Какое же? – против воли вырвалось у Девона.
– Правда. – Глаза Малькольма посуровели. – Ей нужен человек, который говорил бы ей только правду.
Наступила долгая пауза.
Малькольм молчал, Девон разглядывал свой бокал бренди, машинально водя пальцем по его гладким краям.
– Надеюсь, она найдет такого человека, – сказал он наконец.
– Я тоже, – с готовностью подхватил шотландец, но больше не сказал ни слова.
– Не хочу вмешиваться в чужие семейные дела, но мне кажется, твоя сестра обречена остаться в старых девах.
– Что бы мы с тобой ни думали по этому поводу, она все равно… Понимаешь, Кэт очень упрямая, гораздо упрямее тебя, такое немногим мужчинам под силу. Жаль, ты из тех мужчин, которых она старается избегать любой ценой. Иначе… Нет, у тебя не может быть ни малейшего шанса. Она терпеть не может таких, как ты… Нет, ты ей ни за что не понравишься!
Девон опустил бокал. С того момента, когда он достиг брачного возраста, его постоянно осаждали разные люди, пытаясь заинтересовать своими сестрами, кузинами и прочими родственницами и подругами. Малькольм оказался первым человеком, заявившим ему, что он ни за что не понравится его сестре, пусть даже сводной. Уж что-что, а нравился Девон женщинам всегда!
Он открыл было рот, чтобы возразить ему, но тут шотландец неожиданно перевел разговор на вороного жеребца Грома, сказав, что видел его утром из окна.
Больше они ни разу не заговорили ни о Кэт, ни о ее добровольном заточении в лесном домике. Но она никак не выходила у Девона из головы. Никто еще не говорил ему, что он чего-то не может сделать, – даже его собственные братья. Слова Малькольма, произнесенные как бы вскользь, задели его за живое. В самом деле, сможет ли он получить от Кэт еще хотя бы один поцелуй? Без всякого обмана и хитрости? Ответить на этот вопрос он пока не мог.
Сидевший напротив него Малькольм прятал улыбку. Девон все чаще отвечал рассеянно, невпопад, что недвусмысленно свидетельствовало о том, что его мысли были заняты Кэт. Это обстоятельство радовало Малькольма, так как он опасался, что Девон сразу забудет о ней, как только увидит Мюриэн Сполдинг. Как бы ни была Кэт хороша, Мюриэн превосходила ее в утонченности и изысканности.
Именно поэтому Малькольм принял все меры к тому, чтобы Девон проводил как можно больше времени в обществе Кэт. Мюриэн была, несомненно, очень красива, но Кэт была гораздо интереснее как личность, к тому же на порядок выше ее по интеллекту. Проблема заключалась в том, что большинство мужчин привыкли любить глазами, женский интеллект интересовал их в последнюю очередь.
Если Малькольм выиграет заключенное с Фионой пари, у него будет все, чего он так горячо желал, – жена под боком, сын и счастливо вышедшая замуж Кэт. Что же касается его чувств к Фионе… Малькольм нахмурился. Разумеется, он не такой переменчивый человек, как его собственный отец. Любовь к Фионе стала частью его самого, и если он когда-нибудь разлюбит ее, то потеряет часть себя.