Я отдала ей ключи от своей машины вчера вечером. Лиам и я выпили слишком много, нам пришлось взять такси до дома. Наверное, она врезалась во что– то и теперь пытается компенсировать это, я так думаю.
Я была сумасшедшей первокурсницей, которая не только цеплялась за своего парня из средней школы, но также и за лучшую подругу детства. Поэтому многие студенты, которых я встречала, когда поступила в колледж, думали, что я безумна. В колледже есть время, чтобы вырваться из детства; для студентов, чтобы экспериментировать и спать с теми, кто им даже не нравится, присоединяться к женским сообществам, где люди будут так близки, будто сестры, до тех пор, пока не закончат колледж, и никогда не увидятся вновь.
Мы втроем могли бы пойти куда– нибудь, кроме Финикса после школы. Но Финикс был всего в часе езды от дома, и в Финиксе мы могли быть друг с другом.
И можем. Я живу с Меган в течение трех лет. У Лиама есть своя собственная квартира с соседом по комнате, но он практически живет с нами. Наше «третье колесо», Меган любит называть его так.
Лиам склонился надо мной и поцеловал меня в шею, его томный язык скользит по моей ключице. Я ахнула, когда его пальцы прошлись по внутренней части моего бедра.
–Я люблю тебя,– шепчет он.– Меган, наверное, возбуждена. Она знает, что тебя ждет.
–Быстрый секс до занятий?
– Смешно,– его голос прогремел в моем ухе. – Я имею в виду, на внутреннем дворике.
Он задел мое любопытство. Но его глаза, которые были светлее солнца на чистейшем небе, не давали мне ключ к разгадке относительно того, к чему он клонит.
–Это сигнал, чтобы ты вытащила свою задницу из кровати.
– Спасибо и на этом. – Я игриво ударила его и села в поиске пижамы, разбросанной на полу. Я оделась и собрала волосы. Когда я зашла в гостиную, то надеялась, что Меган сделала слишком много бекона.
Я посмотрела в сторону раздвижной стеклянной двери. На балконе находился полномасштабный деревянный мольберт. Я завизжала и выбежала на улицу. Лиам последовал за мной.
–Почему? – спрашиваю я.
–Что ты имеешь в виду под почему?
Я повернулась к нему.
–По какому случаю?
–Мне надоело смотреть на тебя, «работающей» с цветными карандашами и бумагой для принтера.
У меня не было достойных художественных принадлежностей.
Это не похоже, будто я была художником всю свою жизнь. Я никогда не брала уроки творчества до колледжа, хотя знала, что могу себе этого позволить. Знаю, что смогу придумывать образы и создавать их.
Однажды, в течение моего первого года обучения, я решила сменить свою специальность на художество. Потому что быть большой шишкой в бизнесе не вариант.
Посмотрим правде в глаза, неважно, в какой области вы получаете свою специальность. Люди просто хотят думать, что это что– то дает.
Я не говорила маме до лета, перед тем, как перейти на второй курс. С уверенностью могу сказать, она все еще огорчена.
–Ты не должен был, – произнесла я, даже притом, что была в таком восторге, что не могла унять дрожь.
Меган вышла на балкон. На ней фартук из кафе, в котором она раньше работала.
–Ты знаешь, что означает? – Она помахала грязной лопаточкой в воздухе.
–Мы сможем запустить наш блог.– Я прыгаю на цыпочках.
–Мы сможем запустить наш чертов блог.
Меган и мне понравилась концепция командной работы, и настоящие фанаты. У нас эта блестящая идея возникла недавно. Меган специализировалась на фотографиях, она чертовски хороший фотограф. Мы были лучшими друзьями еще со школы, и уже тогда она была одержима своей работой. Мы хотели поиграть с восприятием, как фотография сможет превратиться в картину.
Это могло быть одно и то же изображение, и все же совсем другое.
Но это была только теория.
– Пойдем в художественный магазин сегодня днем?– спрашивает она.
–Конечно.
–Блин, яйца горят.– Меган побежала внутрь.
Лиам откинул свои песочного цвета волосы назад.
–Я должен принять душ и добраться до библиотеки. Даже по субботам я не могу расслабиться. Замашки колледжа.
–Я люблю тебя.
Он стреляет в меня своей идеальной, кривой улыбкой.
–Потому что я купил тебе мольберт?
–Потому что ты знаешь меня. Ты знаешь, что деревянный мольберт значит для меня больше, чем мир.
Он взял меня за руку и притянул к себе, целуя в лоб.
–Я тоже тебя люблю. Больше, чем ты думаешь.
_____________________________________________________________________________________
*Ривервью – город в Алабаме США.
Глава 2
У меня наихудшее невообразимое похмелье. Я шевелю языком во рту и проглатываю желчь в горле. Вода. Мне нужна вода, сейчас же.
Я открываю глаза, стону от яркого света и прикрываю свою голову плоской подушкой.
Какая– то вечеринка вчера вечером.
Я застываю. Никакой вечеринки не было прошлой ночью. Не было вечеринок в течение десяти месяцев. Я была в тюрьме.
Вытаскивая голову из– под подушки, я мигаю до тех пор, пока зрение не фокусируется.
Сосновые панели покрывают стены и пол.
Полки, усеянные безделушками, расположенные выше белоснежного тщеславия. Свет сочится сквозь французское застекленное окно на стену, самую дальнюю от двери.
Кто– то храпит подо мной.
Я сажусь, подавляя стон.
Я по– прежнему ношу толстовку с капюшоном и брюки– карго. Мои ботинки у двери.
Передовой Центр.
Потирая запястья, где были наручники, я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз бодрствовала. Была ли я введена в симуляцию? Сбежала ли живой?
Все, что я помню, это поезд и другие преступники. Игла, вошедшая мне в шею.
Мой пристальный взгляд находит темный рюкзак в конце кровати. На нем вышито ЭВЕЛИН.
Я не помню, чтобы он у меня был. Минуту думая о том, что могло быть спрятано внутри, я открываю его.
Футболка, хлопковое нижнее белье, фляга, зажигалка, носки, зубная щетка и на самом дне одеяло.
Аварийно– спасательное снаряжение.
Я не знаю, почему это принадлежит мне. Я даже не знаю, где я. Одна вещь, укорененная во мне с момента тюремной жизни, состоит в том, что я должна следовать приказам: когда оставить свою камеру, когда сменить одежду, когда увидеть своих посетителей, когда есть.
Где охрана, которая, как предполагается, скажет мне, что нужно делать?
Я встряхиваю своим конским хвостом и запускаю пальцы в спутанные локоны, закрепляя их вверху, и свешиваю ноги с кровати. Взяв сумку с собой, спускаюсь по лестнице, чтобы узнать личность своего соседа по койке.
На сумке, стоящей около кровати, гласит ДЖАСИНДА, и девушка с ямочками лежит на спине, её руки прикрывают лицо.
Она девушка– самоубийца, которая использовала свою семью в процессе, и теперь живет, пожиная наказание. Она плакала перед тем, как покинуть тюрьму. Интересно, это потому, что она все еще хочет умереть, или потому, что не может выбраться отсюда.
Я отхожу от нее и подхожу к окну. Передо мной холм, покрытый соснами. Солнце начинает садиться – значит, скоро будет темно. Я нахожусь здесь либо день, либо несколько часов.
Ничего, кроме леса. Никаких зданий, никаких дорог. Лишь толстый зеленый покров тянется к горам вдалеке.
– Где мы, черт возьми? – бормочу я себе.
– Это Передовой Центр?
Я поворачиваюсь к Джасинде, которая приподнялась на локтях. Выражение ее лица меняется, когда она узнает меня, её взгляд начинает метаться по комнате, пытаясь понять – наедине ли мы.
Она боится меня. Можно сказать, что я не удивлена.
– Не знаю, – говорю я.
Когда она замечает рюкзак в ногах ее кровати, она лезет к нему, ее пальцы пробегаются по надписи – Джасинда,– бормочет она, отбрасывая его, будто ткань ее поранила. – Никто не называет меня так.
– А как тебя зовут?
– Джас,– говорит она с опаской. Она изучает меня с ног до головы, бездумно сжимая лямку рюкзака и скручивая ее.
Неловкое молчание заполняет воздух между нами, прежде чем я говорю:
– Ладно, Джас. Я собираюсь осмотреться вокруг. Посмотрим, смогу ли выяснить, где мы находимся.
– Дверь не заперта?
Я даже не подумала об этом. Простое мореное дерево, дверь не похожа на дверь в баре, на которую я привыкла смотреть в течение многих часов подряд. Я иду к ней и кладу руку на медную ручку и поворачиваю. Со щелчком скрипучая дверь открывается.