Эль Кеннеди - Мы

– И думать забудь, – говорит он своему товарищу по команде. – Единственное, что тебе нужно будет организовать, это свою закрытую варежку.

– Я сделаю все в лучшем виде! – упирается Блейк. – Я знаю цветы!

– Ну назови пять каких-нибудь видов, – командует Вес, и я давлюсь смехом. Если он сам сможет назвать хотя бы четыре, то я съем свой шлем.

– Э-э… Розы. Тюльпаны. Нарциссии…

– Нарциссии? – восклицает Кэти. – Райан, и близко не подпускай его к вашей свадьбе. Я дам тебе телефон организатора, которого приглашали мы с Беном.

– Мне все равно не сможем нанять его, – говорю я. – Планировщиком свадьбы хочет быть моя сестра Джесс, и она точно получит эту работу.

При упоминании Джесс на лице Блейка появляется какое-то непонятное выражение. Хм. Видимо, нянчась со мной, они реально выбесили друг друга.

После еды они уносят посуду на кухню и моют ее. Помочь мне не дают, поэтому я сажусь к Хьюитту и Эриксону на диван, и мы начинаем соревноваться на тему того, кто расскажет самую убойную историю об остановленной шайбе. Формально блокировка ударов – моя основная задача, как вратаря, но их истории тоже вполне увлекательны.

– Кроме шуток, я отбил шайбу своей чертовой задницей, – рассказывает Хьюитт. – У меня потом был синяк размером с грейпфрут.

– Слушай, ну ты же защитник, – хмыкает Эриксон. – Жертвовать любой частью тела ради нашего общего дела – твой долг.

– Ладно, – говорю я. – У меня есть история круче. Дело было на финальной игре в летнем лагере. Третий период, мы ведем на очко и пытаемся сохранить преимущество. По мне пробивает левый вингер соперника. Я ловлю шайбу, но внезапно в меня врезается наш защитник, мы валимся в кучу, и шайба выскальзывает. Тут я понимаю, что умудрился потерять не только клюшку, но и перчатку. Потом вижу, что на меня опять летит шайба, и даже не успеваю подумать – беру и отбиваю эту стерву голой рукой.

Эриксон с Хьюиттом впечатлены.

– Чувак, это безумие. Заработал себе перелом, наверное, да?

Я вздыхаю.

– В двух местах.

– Жесть, – тихо присвистнув, говорит Эриксон.

Из-за дивана выглядывает нисколько не впечатленный Вес.

– Рассказываешь, как попытался изобразить Супермена и сломал себе руку?

– Угу, – отзываюсь я.

– Я женюсь на сумасшедшем, – сообщает своим одноклубникам Вес.

– Ха! – фыркаю я. – Сказал парень, который в четыре утра улизнул понырять без трусов и распорол себе ногу. И давай не забывать уколы от столбняка после твоей неудачной попытки перелезть через забор, и ржавый гвоздь, на который ты наступил, потому что напился и разгуливал босиком, и…

– Ладно, ладно, ты победил. – Сдаваясь, он поднимает ладони. – Мы оба психи. – Он поворачивается назад к Блейку, который уже расписывает свои собственные ночные приключения в прошлом, а я возвращаюсь к разговору с Эриксоном и Хьюиттом.

К моменту, когда Кэти объявляет, что пора уходить, я чувствую себя немного контуженным. Однако стоит признать: я провел время отлично.

– Спасибо за все, – говорю я Эстрелле и Кэти, пока провожаю их до двери.

Они по очереди обнимают меня, словно мы дружим всю жизнь.

– Береги себя, Джейми.

– Напиши перед игрой с «Шаркс»! Мы оставим тебе бокальчик!

Когда за всеми – и даже за Блейком, который понял намек – закрывается дверь, я поворачиваюсь к Весу лицом.

– Это было… – Я замолкаю.

Он колеблется, оценивая выражение у меня на лице.

– Они от чистого сердца.

– Я знаю. И это… здорово. – Улыбка тянет уголки моих губ вверх. – Просто чуточку запоздало. – Мы с Весом давно с нетерпением ждали, когда же наступит тот день, когда нам не придется больше скрываться, но я никогда не думал о том, как мы впишемся в клуб. Я и сейчас не уверен, смогу ли, однако мы оба не отрицаем: вечер знакомства с его одноклубниками и WAGs прошел на ура.

– Да. – Теперь и он улыбается. – Было классно. Я впервые с начала сезона по-настоящему почувствовал себя…

Он морщит лоб, подбирая нужное слово, и я мягко подсказываю:

– На своем месте.

Он кивает.

– Именно. Да.

У меня сжимается сердце. Я беру его щеки в ладони, ласкаю покрытое легкой щетиной лицо.

– Все так, – говорю я ему. – Твое место в этой команде. Рядом с ними. Рядом со мной.

Внезапно в его серебристых глазах появляется влага.

– Я люблю тебя, Каннинг.

– Я тоже люблю тебя, Вес.

Но в глубине души я задумываюсь, а где же мое место? Или, скорее, где я окажусь? Вес – мой дом. Мое сердце. Но он не может быть моим всем. Меня гложет неопределенность, связанная с работой. Завтра мне придется пойти и встретиться с Биллом, а возможно столкнуться и с Дэнтоном, увидеть детей, которые так здорово стали играть без меня.

Я не знаю, что принесет завтрашний день. Но сегодня… Я встречаю взгляд его удивительных глаз, и, несмотря на беспокойство из-за работы, мои губы складываются в улыбку. Сегодня я со своим любимым мужчиной, а все остальное неважно.

Джейми

В понедельник, ровно в девять утра я захожу на каток. Меня сразу же окружает знакомый запах пота и льда, и он пробирает до самого сердца. Эта работа значит для меня очень много. Да, если я потеряю ее, то со временем справлюсь с разочарованием. Оно не уничтожит меня.

Но мне будет реально херово.

В метро я как следует отрепетировал свою речь и теперь готов расхлебывать кашу. И потому иду прямиком к кабинету своего босса и стучу по раме двери.

Когда Билл поднимает глаза, на его лице появляется удивление, а после – улыбка.

Узел в моей груди распускается на миллиметр или два.

– У вас найдется минута?

– Для тебя, тренер? Конечно. Закрой дверь.

Мой мозг принимается расшифровывать эти короткие предложения. Он назвал меня тренером. Что хорошо. Но как только дверь закрывается, в голове возникает вопрос, буду ли я так называться, когда снова открою ее.

– Ты выглядишь лучше, – говорит он, когда я сажусь.

– Я и чувствую себя лучше, – немедленно говорю я. – Наконец-то перестал пить таблетки. Стал ходить в зал. Дела пошли на подъем. – Все это правда, но со стороны, наверное, кажется, будто я излишне стараюсь выставить себя в выгодном свете.

– Врач уже дал тебе допуск к работе?

Я качаю головой.

– Я только вчера прилетел и первым делом решил увидеться с вами. Но я как можно скорее запишусь к врачу на прием.

– Хорошо. – Он берет шайбу – единственное пресс-папье, которое может быть на столе у хоккейного тренера – и начинает крутить ее в пальцах. – Еще раз прости за то, что не прислушался, когда ты сказал о пристрастии своего коллеги к оскорбительным выражениям.

Я подавляю порыв отмахнуться, сказать: «Да ладно, сэр, ерунда», но в последнее время я много думал и теперь типа как злюсь на себя за то, что спустил это дело на тормозах. И потому говорю:

– Я готов заполнить тот документ. Пусть моя жалоба станет официальной. – Хотя оскорбления Дэнтона и не были направлены на меня, и мне претит показывать пальцем, но останавливать тренера, который через слово говорит «педик», – моя прямая обязанность. – Мы хотим вырастить достойную молодежь, и они не должны слышать от своих наставников оскорбления.

Брэддок энергично кивает.

– Абсолютно согласен. Но мне придется распечатать для тебя новую форму. Возможно, вместо отдельного заявления ты предпочтешь приложить дополнительный лист к другой жалобе.

Я роюсь в памяти, пытаясь понять, о чем он говорит, но ничего не вспоминается. Единственная жалоба, о которой я знаю, была подана на меня.

– Что вы имеете в виду?

Он усмехается.

– На Дэнтона уже подали жалобу. Дисциплинарный комитет рассмотрит ее в тот же день, что и твою.

По моей спине бежит дрожь.

– Но кто ее написал?

– Твои игроки. Все до единого. Они узнали о жалобе Дэнтона – ты же знаешь, слухи здесь распространяются быстро – и пришли в бешенство. Ворвались после тренировки ко мне в кабинет и потребовали, чтобы им разрешили отстаивать твои интересы. Тогда я познакомил их с нашей дисциплинарной системой, и они оформили свое недовольство в надлежащем письменном виде.